Неточные совпадения
Левин вдруг покраснел, но не так, как краснеют взрослые люди, — слегка, сами того не
замечая, но так, как краснеют
мальчики, — чувствуя, что они смешны своей застенчивостью и вследствие того стыдясь и краснея еще больше, почти до слез. И так странно было видеть это умное, мужественное лицо в таком детском состоянии, что Облонский перестал смотреть на него.
Левин не
замечал, как проходило время. Если бы спросили его, сколько времени он косил, он сказал бы, что полчаса, — а уж время подошло к обеду. Заходя ряд, старик обратил внимание Левина на девочек и
мальчиков, которые с разных сторон, чуть видные, по высокой траве и по дороге шли к косцам, неся оттягивавшие им ручонки узелки с хлебом и заткнутые тряпками кувшинчики с квасом.
Надобно
заметить, что учитель был большой любитель тишины и хорошего поведения и терпеть не мог умных и острых
мальчиков; ему казалось, что они непременно должны над ним смеяться.
— Я их боюсь, лягушек-то, —
заметил Васька,
мальчик лет семи, с белою, как лен, головою, в сером казакине с стоячим воротником и босой.
Самгин еще в спальне слышал какой-то скрежет, — теперь, взглянув в окно, он увидал, что фельдшер Винокуров, повязав уши синим шарфом, чистит железным скребком панель, а
мальчик в фуражке гимназиста
сметает снег метлою в кучки; влево от них, ближе к баррикаде, работает еще кто-то. Работали так, как будто им не слышно охающих выстрелов. Но вот выстрелы прекратились, а скрежет на улице стал слышнее, и сильнее заныли кости плеча.
Заметив, что Дронов называет голодного червя — чевряком, чреваком, чревоедом, Клим не поверил ему. Но, слушая таинственный шепот, он с удивлением видел пред собою другого
мальчика, плоское лицо нянькина внука становилось красивее, глаза его не бегали, в зрачках разгорался голубоватый огонек радости, непонятной Климу. За ужином Клим передал рассказ Дронова отцу, — отец тоже непонятно обрадовался.
Отец рассказывал лучше бабушки и всегда что-то такое, чего
мальчик не
замечал за собой, не чувствовал в себе. Иногда Климу даже казалось, что отец сам выдумал слова и поступки, о которых говорит, выдумал для того, чтоб похвастаться сыном, как он хвастался изумительной точностью хода своих часов, своим умением играть в карты и многим другим.
— Кубических рыб не бывает, —
заметил Самгин, —
мальчик удивленно взглянул на него и обиделся...
Невыспавшиеся девицы стояли рядом, взапуски позевывая и вздрагивая от свежести утра. Розоватый парок поднимался с реки, и сквозь него, на светлой воде, Клим видел знакомые лица девушек неразличимо похожими; Макаров, в белой рубашке с расстегнутым воротом, с обнаженной шеей и встрепанными волосами, сидел на песке у ног девиц, напоминая надоевшую репродукцию с портрета мальчика-итальянца, премию к «Ниве». Самгин впервые
заметил, что широкогрудая фигура Макарова так же клинообразна, как фигура бродяги Инокова.
Она была отличнейшая женщина по сердцу, но далее своего уголка ничего знать не хотела, и там в тиши, среди садов и рощ, среди семейных и хозяйственных хлопот маленького размера, провел Райский несколько лет, а чуть подрос, опекун
поместил его в гимназию, где окончательно изгладились из памяти
мальчика все родовые предания фамилии о прежнем богатстве и родстве с другими старыми домами.
— Вы хотите, чтоб я поступил, как послушный благонравный
мальчик, то есть съездил бы к тебе, маменька, и спросил твоего благословения, потом обратился бы к вам, Татьяна Марковна, и просил бы быть истолковательницей моих чувств, потом через вас получил бы да и при свидетелях выслушал бы признание невесты, с глупой рожей поцеловал бы у ней руку, и оба, не
смея взглянуть друг на друга, играли бы комедию, любя с позволения старших…
При Татьяне Павловне я вновь начал «Невесту-девушку» и кончил блистательно, даже Татьяна Павловна улыбнулась, а вы, Андрей Петрович, вы крикнули даже «браво!» и
заметили с жаром, что прочти я «Стрекозу и Муравья», так еще неудивительно, что толковый
мальчик, в мои лета, прочтет толково, но что эту басню...
С князем он был на дружеской ноге: они часто вместе и заодно играли; но князь даже вздрогнул, завидев его, я
заметил это с своего места: этот
мальчик был всюду как у себя дома, говорил громко и весело, не стесняясь ничем и все, что на ум придет, и, уж разумеется, ему и в голову не могло прийти, что наш хозяин так дрожит перед своим важным гостем за свое общество.
Я ведь не могу не
заметить, и юноша тоже
заметит, и ребенок, начинающий
мальчик, тоже
заметит; это подло.
— Ах, опять ты подерешься с Ламбертом! — с беспокойством
заметил мальчик. — Позвоните уж вы лучше!
— Позвольте, Ламберт; я прямо требую от вас сейчас же десять рублей, — рассердился вдруг
мальчик, так что даже весь покраснел и оттого стал почти вдвое лучше, — и не
смейте никогда говорить глупостей, как сейчас Долгорукому. Я требую десять рублей, чтоб сейчас отдать рубль Долгорукому, а на остальные куплю Андрееву тотчас шляпу — вот сами увидите.
Между народом я
заметил несколько бритых бонз, все молодых; один был просто
мальчик: вероятно, это служители храмов.
Мальчика генерал велит раздеть, ребеночка раздевают всего донага, он дрожит, обезумел от страха, не
смеет пикнуть…
Может, по этому самому он никогда и никого не боялся, а между тем
мальчики тотчас поняли, что он вовсе не гордится своим бесстрашием, а смотрит как будто и не понимает, что он
смел и бесстрашен.
Алеша подошел и, обратясь к одному курчавому, белокурому, румяному
мальчику в черной курточке,
заметил, оглядев его...
Все
мальчики до единого плакали, а пуще всех Коля и
мальчик, открывший Трою, и хоть Смуров, с капитанскою шляпой в руках, тоже ужасно как плакал, но успел-таки, чуть не на бегу, захватить обломок кирпичика, красневший на снегу дорожки, чтоб
метнуть им в быстро пролетевшую стаю воробушков.
— У них там и семга будет, — громко
заметил вдруг
мальчик, открывший Трою.
Но тут маменька Коли бросилась
молить начальство за своего
мальчика и кончила тем, что его отстоял и упросил за него уважаемый и влиятельный учитель Дарданелов, и дело оставили втуне, как не бывшее вовсе.
— Он и камни левшой бросает, —
заметил третий
мальчик. В это мгновение в группу как раз влетел камень, задел слегка мальчика-левшу, но пролетел мимо, хотя пущен был ловко и энергически. Пустил же его
мальчик за канавкой.
Впрочем, ничему не помешал, только все две недели, как жил болезненный
мальчик, почти не глядел на него, даже
замечать не хотел и большею частью уходил из избы.
Но раз, когда
мальчику было уже лет пятнадцать,
заметил Федор Павлович, что тот бродит около шкафа с книгами и сквозь стекло читает их названия.
— Как пропах? Вздор ты какой-нибудь
мелешь, скверность какую-нибудь хочешь сказать. Молчи, дурак. Пустишь меня, Алеша, на колени к себе посидеть, вот так! — И вдруг она мигом привскочила и прыгнула смеясь ему на колени, как ласкающаяся кошечка, нежно правою рукой охватив ему шею. — Развеселю я тебя,
мальчик ты мой богомольный! Нет, в самом деле, неужто позволишь мне на коленках у тебя посидеть, не осердишься? Прикажешь — я соскочу.
— Это он в вас, в вас, он нарочно в вас
метил. Ведь вы Карамазов, Карамазов? — закричали хохоча
мальчики. — Ну, все разом в него, пали!
«Ну, полно, полно, жеребенок малолетний, убьешься», — добродушно
замечал ему Овсяников и через мгновенье полетел в овраг вместе с беговыми дрожками,
мальчиком, сидевшим сзади, и лошадью.
Марья Алексевна начала расспрашивать его о способностях Феди, о том, какая гимназия лучше, не лучше ли будет
поместить мальчика в гимназический пансион, — расспросы очень натуральные, только не рано ли немножко делаются?
Месяца через полтора я
заметил, что жизнь моего Квазимодо шла плохо, он был подавлен горем, дурно правил корректуру, не оканчивал своей статьи «о перелетных птицах» и был мрачно рассеян; иногда мне казались его глаза заплаканными. Это продолжалось недолго. Раз, возвращаясь домой через Золотые ворота, я увидел
мальчиков и лавочников, бегущих на погост церкви; полицейские суетились. Пошел и я.
Что такая книга существует, я узнал незадолго перед этим в школе: в морозный день, во время перемены, я рассказывал
мальчикам сказку, вдруг один из них презрительно
заметил...
Мать не знала, в чем дело, и думала, что ребенка волнуют сны. Она сама укладывала его в постель, заботливо крестила и уходила, когда он начинал дремать, не
замечая при этом ничего особенного. Но на другой день
мальчик опять говорил ей о чем-то приятно тревожившем его с вечера.
Дойдя до холмика, они уселись на нем все трое. Когда мать приподняла
мальчика с земли, чтобы посадить его поудобнее, он опять судорожно схватился за ее платье; казалось, он боялся, что упадет куда-то, как будто не чувствуя под собой земли. Но мать и на этот раз не
заметила тревожного движения, потому что ее глаза и внимание были прикованы к чудной весенней картине.
— А мне кажется, Николай Ардалионович, что вы его напрасно сюда перевезли, если это тот самый чахоточный
мальчик, который тогда заплакал и к себе звал на похороны, —
заметил Евгений Павлович, — он так красноречиво тогда говорил про стену соседнего дома, что ему непременно взгрустнется по этой стене, будьте уверены.
Мы с сестрицей катались в санях и в первый раз в жизни видели, как крестьянские и дворовые
мальчики и девочки
смело катались с высокой горы от гумна на подмороженных коньках и ледянках.
Евсеич отдал нас с рук на руки Матвею Васильичу, который взял меня за руку и ввел в большую неопрятную комнату, из которой несся шум и крик, мгновенно утихнувший при нашем появлении, — комнату, всю установленную рядами столов со скамейками, каких я никогда не видывал; перед первым столом стояла, утвержденная на каких-то подставках, большая черная четвероугольная доска; у доски стоял
мальчик с обвостренным
мелом в одной руке и с грязной тряпицей в другой.
На колени!» — и
мальчик, стоявший у доски, очень спокойно положил на стол
мел и грязную тряпицу и стал на колени позади доски, где уже стояло трое
мальчиков, которых я сначала не
заметил и которые были очень веселы; когда учитель оборачивался к ним спиной, они начинали возиться и драться.
Вызываемые
мальчики подходили к доске и должны были писать
мелом требуемые цифры и считать их как-то от правой руки к левой, повторяя: «Единицы, десятки, сотни».
— То есть тебе здесь спать, ничего не делать будет удобнее, —
заметил Вихров, — но за мною ходить не трудись, потому что за мною будет ходить
мальчик Миша.
Александра Григорьевна пожала только плечами. Разговаривать далее с
мальчиком она считала неприличным и неприятным для себя, но полковник, разумеется, ничего этого не
замечал.
— Прощай, мой ангел! — обратилась она потом к Паше. — Дай я тебя перекрещу, как перекрестила бы тебя родная мать; не меньше ее желаю тебе счастья. Вот, Сергей, завещаю тебе отныне и навсегда, что ежели когда-нибудь этот
мальчик, который со временем будет большой, обратится к тебе (по службе ли, с денежной ли нуждой), не
смей ни минуты ему отказывать и сделай все, что будет в твоей возможности, — это приказывает тебе твоя мать.
Старший сын хозяев, должно быть, очень неглупый
мальчик,
заметил это, и когда Александра Григорьевна перестала говорить, он сейчас же подошел к Сереже и вежливо сказал ему...
Многие, вероятно,
замечали, что богатые дворянские
мальчики и богатые купеческие
мальчики как-то схожи между собой наружностью: первые, разумеется, несколько поизящней и постройней, а другие поплотнее и посырее; но как у тех, так и у других, в выражении лиц есть нечто телячье, ротозееватое: в раззолоченных палатах и на мягких пуховиках плохо, видно, восходит и растет мысль человеческая!
«Я встала и не хотела с ним говорить, — рассказывала Нелли, — я его очень боялась; он начал говорить про Бубнову, как она теперь сердится, что она уж не
смеет меня теперь взять, и начал вас хвалить; сказал, что он с вами большой друг и вас маленьким
мальчиком знал.
— Извини меня, Машенька, но, право, мне кажется что ты вздор говоришь! Ну, какие же ты могла
заметить признаки непочтительности в семилетнем
мальчике?
Он был хорош собою, ловок и умен, но что-то сомнительное, что-то фальшивое чудилось в нем даже мне, шестнадцатилетнему
мальчику, и я дивился тому, что Зинаида этого не
замечает.
Мимо прошел блюститель порядка и отвернулся, чтоб не
заметить мальчика.
— Как вам не совестно! — наставительно
заметила хозяйка. — Еще и пить не умеете, а тоже… Я понимаю, вашему возлюбленному Назанскому простительно, он отпетый человек, но вам-то зачем? Молодой такой, славный, способный
мальчик, а без водки не сядете за стол… Ну зачем? Это все Назанский вас портит.
Папа Порфирия Петровича был сельский пономарь; maman — пономарица. Несомненно, что герою нашему предстояла самая скромная будущность, если б не одно обстоятельство. Известно, что в древние времена по селам и весям нашего обширного отечества разъезжали благодетельные гении, которые
замечали природные способности и необыкновенное остроумие
мальчиков и затем, по влечению своих добрых сердец, усердно занимались устройством судеб их.